Я вернулась в гостиную, выглянула в широкое окно на двор. Там горели фонари, время от времени проходил охранник, шевелили ветками деревья. Чудесная картина! Дом, милый дом! Я так привыкла к этим местам, людям — даже Зойра стала казаться мне родной.

— Госпожа Насгулл! — вдруг прозвучал за моей спиной неприятный скрипучий голос.

Так неожиданно, что я чуть не подпрыгнула от испуга. И чего это сегодня всем не спится?

— Что это вы бродите ночью по дому? — осведомился тот же голос. — Аль ожидаете кого?

Я медленно, с достоинством повернулась. Рустам. Ну конечно, кто же ещё?

Глава 12. ЕВА

Старший Насгулл приблизился ко мне, переваливаясь, как бочонок на ножках, и омерзительно улыбаясь.

— Не меня ли вы ждёте? — спросил он, очевидно, намекая на какую-то гадость, но я даже не могла понять, на какую.

— Что за странные предположения! Мне просто не спится.

— Вижу-вижу, — он оглядел меня с головы до ног, и мне стало одновременно стыдно и противно, будто этот человек пачкал меня своим взглядом. — Странные, однако, у вас привычки, сударыня. Если не спится, следует принимать успокоительный отвар, а не шастать по комнатам в исподнем. Или, повторюсь, у вас здесь назначена встреча? С кем, позвольте поинтересоваться, вы общаетесь ночью в столь непотребном виде?

— Что за оскорбительные намёки! Я ни с кем не встречаюсь, просто вышла на минутку, не подумав о костюме.

Противно было оправдываться, но неужели я оставлю эти обвинения без опровержения?

— Благочестивой женщине всегда следует думать о своём одеянии.

— Мне показалось или вы в самом деле только что назвали меня неблагочестивой? Я непременно поговорю об этом с мужем, а сейчас — прощайте, этот допрос мне неприятен.

Я уже дёрнулась вперёд, но Рустам схватил меня за руку своей клешнёй — очень крепко, до боли.

— Да брось! Всем известно, насколько "благочестивы" белые женщины! Бордели по всему миру битком набиты твоими соотечественницами!

— А вы, должно быть, посетили их немало, что так разбираетесь в вопросе!

— Не смей мне дерзить, маленькая рыбьеглазая дрянь! Я могу раздавить тебя одним ногтем, п**шивая ш**ха!

Огонь гнева полыхнул в моей груди. Что за мерзавец!

— Я вас не боюсь! Идите к чёрту! — изо всех сил дёрнула руку и освободилась, но было больно.

— Никуда ты не пойдёшь, по**скуха! — на этот раз он схватил меня за талию, уже на бегу.

Я чуть не упала носом вниз. Цепкие липкие большие лапы повернули меня на 180 градусов, в лицо пахнуло гнилым запахом изо рта.

— Ты будешь делать, что я говорю! — шипел подлец, одной рукой дергая завязки на халате.

И тут, как гром среди ясного неба, прозвучал бас моего мужа:

— Что здесь происходит?

Рустам вздрогнул, вытянулся в струнку — руки по швам — и залепетал елейным голоском:

— Халиб, как хорошо, что ты пришёл! А я как раз объяснял твоей супруге, что негоже ходить по дому в таком виде! Это недостойно хозяйки…

— Не думаю, что тебе следует заниматься подобными консультациями с моей женой, — недовольно проворчал Терджан, но в его голосе не было угрозы.

Наверное, он не разглядел в темноте, что со мной делал его брат. Очень хотелось обличить наглого гостя, но я решила, что прежде стоит остыть, а уж затем принимать решение. Чтобы мы с мужем не скатились в уготованную нам пропасть раньше времени.

— Ева, что это было? — недовольно осведомился Терджан, когда мы с ним вернулись в нашу спальню.

— Наш дом стал небезопасным для одиноких прогулок, — задумчиво пробормотала я.

— И часто ты так гуляешь… по ночам?

— Почти никогда. Сегодня меня мучила бессонница, и я вышла… немного пройтись.

— Тебя что-то беспокоит?

Я отрицательно покачала головой, но не очень уверенно, и муж переспросил:

— А на самом деле?

— Твой брат, — нехотя призналась я. — Меня беспокоит твой брат. Он странный. Ты знаешь, он был так недоволен мной, даже за руку схватил…

Могу ведь я хоть часть правды мужу сказать?

— Да, он бывает слишком строг к окружающим порой.

Вот именно. К окружающим, но не к себе. Самовлюблённый хам и подлец.

— Я поговорю с ним, Ева. Чтобы он сдерживал свои эмоции в разговоре с моими домашними.

— Хорошо. Спасибо.

— А теперь ложись спать.

Но сон не шёл. Я, конечно, больше не осмелилась бродить по дому. Дождалась, когда муж уснёт покрепче, включила компьютер и села за перевод с польского.

Дневник пани Беаты

1 мая 1968г

Как, однако, мало своих порывов и действий контролирует человек! Ведь решила же я вчера не петь во время работы. Твёрдо решила: больше никогда! И что? В тот же вечер меня отправили протирать хрусталь — и нате, пожалуйста. Я даже не заметила, как запела. Зато заметила его. В зеркале. Стоит, прислонившись к проёму двери, смотрит своими чёрными глазами и слушает заворожённо, будто ничего прекраснее на свете не слышал. Что тут у них, не поёт никто больше?

Я оглянулась, нахмурилась, руки в бока упёрла — ну, надо же мне ему как-то показать, что это не публичное выступление и зрители не приветствуются. Языка-то я не знаю.

А он вдруг сунул руку в карман и достал оттуда цветок. Небольшой, красный, на короткой ножке. На мак похож или что-то в этом роде. Я опешила. Не ожидала от него такого чисто европейского джентельменства. Протянула руку и взяла цветок. Поднесла к лицу, вдохнула аромат. Сладкий-сладкий.

А боров мой машет руками: то на цветок покажет, то на меня. Мол, это я — цветочек. Ха-ха! Да уж, знал бы ты, господин, какой из меня подарочек… Ну, я и рассмеялась в ответ на этот комплимент, а хозяин опять замер и глядит на меня, как на восьмое чудо света. Потом рукой потянулся к моей руке, но я не дала. Спрятала за спину. А потом мак этот на стол бросила и вернулась к своему хрусталю. Нечего ему надежду подавать. Ишь, рыцарь нашелся! Без страха и упрёка, зато с рабами. К чёрту его, к чёрту!

Глава 13.

Я уснула прямо сидя за столом. Ближе к утру, когда за окном уже были серые предрассветные сумерки, большие сильные руки мужа подняли меня со стула и перенесли в кровать.

— И что тебе не спится по-человечески, любовь моя? — проворчал он хрипло, крепко обнял и укрыл нас обоих одеялом.

Меня окутали блаженное тепло и мой любимый пряный аромат — и я снова сладко уснула, проспав почти до обеда. Разбудил меня сын — Хаджи прискакал в нашу с его отцом спалью с деревянной шашкой наголо и сообщил, что матушка Зойра недовольная моим разгильдяйским образом жизни, а тётя Лина ищет меня, очень расстроенная.

Пришлось спешно подниматься, приводить себя в порядок и идти разбираться со всеми претензиями, не забывая по пути с новой силой предаться тревоге за наше с Терджаном будущее.

— Что с тобой происходит, Ева? — огорошила меня гневным тоном Зойра. — Ты не являешься на завтрак, а прислуга говорит мне, что ты полночи ходишь по дому, как привидение? Это недостойно положения жены господина, и ты выбрала неудачный момент для этих прогулок!

— Момент? — непонимающе переспросила я.

— Ты встретила ночью Рустама? Он разговаривал с тобой?

— Откуда ты знаешь?! — ещё больше изумилась я.

— Не забывай, пожалуйста, что я хозяйка этого дома, — зашипела старшая жена. — Всегда была, есть и буду. Здесь каждое окно — мой глаз, и каждая стена — моё ухо! Признавайся, что он тебе сказал?

От неё веяло такой непоколебимой уверенностью, такой твердостью, каких отчаянно не хватало мне — и мои нервы вдруг сдали: я упала на колени перед креслом, в котором она сидела, и схватила её за руки.

— Зойра, этот человек пугает меня до дрожи! Я вчера была в гостиной — просто мучилась бессоницей и вышла ненадолго, чтобы не мешать мужу спать. А Рустам застал меня там, начал оскорблять, хватать за руки, обзывать… — я нервно всхлипнула. — Женщиной лёгкого поведения! Потом пришёл наш господин, он спас и увёл меня, но сам, кажется, ничего не понял. А мне почему-то страшно ему рассказывать… Про это всё. Зойра, что же делать? Что мне делать? Чем я провинилась?